Нина Ткаченко: "Они просили прощения, и Вера их простила"
Family Office совместно с проектом Слово Праведника рассказывает о героях, которые спасали евреев во время Холокоста.
Проект Слово Праведника продолжает собирать истории украинцев, спасавших евреев в годы Второй мировой войны. Этот материал был записан и любезно предоставлен нашему проекту Цви Ариэли и Виталием Буряком. Нина Ивановна Ткаченко рассказывает, как вместе с мамой спасала девушку Веру, и о других историях спасения евреев в Черкасской области.
Рассказ записан со слов Нины Ивановны.
«Вера жила на Донбассе, в городе Чистяково. В 1941 году ей было 16 лет. Когда их повели на расстрел, всем евреям сказали собраться и взять документы. Вера договорилась с матерью, что если кто-то из них убежит, то пусть ждет у речки.
Но Вера успела убежать через мостик. Это заметил немец и не подал виду. Красивая молодая девушка с двумя косами… Прибежав к реке, она прождала сутки, но так никто и не пришел. Она догадалась, что мать расстреляли.
Выйдя на дорогу, она увидела заробитчан. Это был сентябрь 41-го, мне тогда было 6 лет. И вместе с ними Вера дошла пешком к нам из Донбасса в Катеринополь, к декабрю. По дороге она познакомилась с девушкой, которая шла к своей тете в Катеринополь, а Вера должна была идти в Винницу к своей тете. Так как Винницу уже оккупировали, они пришли к нам в село.
По дороге она призналась, что она – еврейка. Воспользовавшись ситуацией, другая девушка начала ее шантажировать, что если Вера не будет попрошайничать, просить еду у прохожих, та ее выдаст. Шли они несколько месяцев. Придя ночью к тете, та не захотела, чтобы евреи были у нее в доме из-за боязни быть расстрелянными. И Вера пошла в дом, где горел свет, то есть к нам. Она постучала в окно, мама впустила ее, я увидела девушку в пиджачке.
Мама сказала, чтобы мы никому о ней не рассказывали. Когда кто-то приходил, мы прятались на печке.
Позже выяснилось, что в Виннице всю семью Веры расстреляли, и, если бы она дошла к ним, ее бы постигла та же участь. Немцы не знали, где какая семья и где евреи, а полицаи знали каждую семью.
Дед мой – Маркиян Однакий, рядом жил, тоже спас еврейку Наташу, которая сбежала с ребенком – девочкой 3-х лет. Она пряталась у него в навозной яме, ребенка забирали на ночь в дом. А сосед сотрудничал с немцами, подследил за ребенком и привел к ним немца, который хотел расстрелять девочку. Ребенок заплакал, и он ее помиловал. Но в итоге повел ее к полицаю, который и расстрелял ее в колхозе. А мать не нашли, поэтому она осталась жива. Об этом написано в газете. Позже Наташа уехала в Ленинград и писала дедушке письма, отправляла посылки.
В лесу прятались еще две девочки из Германии. Зимой мы прятали Веру дома, в погребе, на чердаке, летом - в подкопе в саду. Так длилось до 44-го года, когда Корсунь-Шевченковский сомкнулся. Вера перешла линию фронта, и уже там встретилась с нами (с Красной армией. — FO), но один сосед нас выдал, не хочу называть его фамилию. Вера была связана с партизанами, ей было уже 18 лет.
Мой дядя, Виктор Ткаченко, возглавлял небольшую партизанскую группу. Говорила, что за мать и за своих родственников она должна отомстить. Летом ночью они прятались в доме лесника: портили немцам машины, воровали гранаты, однажды ночью целую машину гранат вынесли.
Потом нас выгнали из дома, обвинив маму в связи с партизанами. Это было уже под конец войны. 8 марта 44-го нас освободили. В конце года нас забрала соседка. А когда вошли наши, и Вера на танке приехала с нашими прямо к дому, сразу пошла к этому соседу и угрожала всю семью перестрелять.
Они просили прощения, и Вера их простила. Они жили возле нас по соседству, но с ними никто не общался. Люди все знали.
Евреи жили в Катеринополе и после войны. Голиков Шая, он всю войну от начала до конца прошел, у него было два сына: старший работал в Днепропетровском институте, был доктором наук. Много наших катеринопольских закончили этот институт, потому что он всех пристраивал. Они же его и похоронили на родине и ухаживают за его могилой. Я с ними дружила, работала в детском саду, а их дом был недалеко, жена у него Ида. Была еще Майстер Люба, а дочка ее сейчас в Мурманске. Люба умерла и ее здесь похоронили. Миша еще был, фамилии его не знаю, был портным, все шил. На почте у нас работали евреи.
Теперь все уехали, никого уже нет. Миша, портной, сейчас тоже в Днепропетровске, преподает в институте. Он приехал и на базаре меня узнал. Мы с ним пошли на кладбище, проведали всех, я ему показала, где кто похоронен из его ровесников. Он сказал, что сестра его выехала в Израиль. А отец и мать похоронены у нас.
Янкель был с дочкой Зислей, он был у нас почтальоном. Мы всегда бежали его встречать, чтобы он нам письмо от отца принес. От отца нам письма не приходили. От Веры приходили. Она с 44-го по 45-й воевала.
Отец так с войны и не вернулся, его замордовали в концлагере. Отец так и не узнал, что у меня родился брат».