Сергей Будкин: «Качественные заемщики могут начать диктовать условия банкам»

Сергей Будкин, один из самых уважаемых и харизматичных украинских финансистов, о развитии финсектора, своей юности и Эрихе Кёстнере.

Он сопровождал крупнейшие сделки, которые проходили в разных секторах экономики Украины, и этой весной вошел в набсовет крупнейшего Проминвестбанка. Сергей много лет живет за пределами Украины. В конце июня он прилетел на несколько дней из Австралии ради концерта Дайаны Кролл, хедлайнера фестиваля Leopolis Jazz Fest, и любезно согласился встретиться с журналистом Family Office, чтобы рассказать о своем отношении к деньгам, семье и дать небольшой прогноз по развитию украинской финансовой системы.

Начало начал

Почему вы решили заниматься финансами?

Я во многом сформировался в советские времена. Когда СССР развалился, мне было 25 лет, у меня были семья и ребенок, и мне нужно было исполнять функции кормильца. Так, совершенно случайно, с дипломом мехмата, я стал первым сотрудником компании Deloitte в Украине. До этого за три года я поменял 18 работ — продавал машины, был переводчиком и так далее.

Позволю себе пошутить: советская армия воспитала во мне внутреннее чувство того, что к чему ты ближе по работе, с тем у тебя и будет проще в жизни. Как было в советской армии? Действовало правило: кто что охраняет, тот то и имеет. Если ты охраняешь склад с консервами, то у тебя все будет хорошо с консервами. Охраняешь бензин — у тебя всегда будет бензин. Соответственно, у меня было несколько прямолинейное представление, что если ты будешь поближе к деньгам, то у тебя всегда будут деньги.

Вы работали по специальности?

Только месяц. Я закончил мехмат Киевского университета, мои родители предполагали, что я пойду по накатанной дороге и стану работать в Академии наук. Мой папа был известным экономистом-международником и одним из основателей нынешнего КИМО (Киевский институт международных отношений Национального университета им. Тараса Шевченко. — FO), а мама 37 лет проработала доцентом на географическом факультете того же университета имени Шевченко.

Союз распадался, и я понимал, что нет смысла идти работать по ранее проложенному пути. И пошел в центр НТТМ — научно-технического творчества молодежи. Это было воплощение реализации закона неожиданных последствий, когда делаешь что-то одно, а результат происходит совсем противоположный. Создание системы центров НТТМ был способом, которым государство стремилось мотивировать молодое поколение к участию в научно-техническом прогрессе.

Но главным отличием центров НТТМ было то, что это были юрлица, которым разрешалось обращение наличных денег. Они оформляли подряды напрямую, например, у КБ «Южное», и получали за это деньги в банке. Это быстро превратилось в индустрию легального обналичивания денег и в источник быстрого обогащения ограниченного числа людей. В одном из таких центров, который в 1991 году занимался созданием программных продуктов и аэродинамических проектов для завода Антонова, я и работал.

Центры НТТМ делились на те, которые занимались наукой и обналом, и те, кто занимался только обналом за очень приличный процент — около 30%, если я правильно помню. Естественно, в конкурентной борьбе победила специализация и выжили те, кто занимался только обналом, а те, кто заодно пытался заниматься научно-техническими разработками, относительно быстро прекратили свое существование. Таким образом и мое место работы закрылось. Забавным было то, что «мой» центр НТТМ располагался в здании банка «Мрия», который потом был продан группе ВТБ, и именно банк «Мрия» вытеснил из его помещений тот самый центр НТТМ, в котором я работал. Когда наш центр закрылся, я случайно попал на работу в Deloitte.

Deloitte, как и вся «большая четверка», приходили в Украину под проекты Мирового банка?

Тогда была «большая шестерка» — еще работал Arthur Andersen, а Coopers & Lybrand не слился с PriceWaterhouse. Они приходили прежде всего вслед за своими клиентами. В частности, крупнейший клиент Deloitte — RJR Nabisco Inc (нынешняя JTI) — купила на приватизации Львовскую табачную фабрику и договорилась с Кременчугской табачной фабрикой о выкупе акций. Потом начали появляться другие клиенты.

Нашим первым офисом была квартира на улице Малой Житомирской, там сейчас находится штаб-квартира украинского козачества.

Кем вы хотели быть в детстве?

Военным, космонавтом. Желания быть финансистом или советником у меня точно не было. В Союзе жизнь была размеренной и казалось, что жизненный путь предопределен. Наибольшим идеалом для меня было стать как папа, который, будучи экономистом, ездил в загранкомандировки в Венгрию и Польшу. В то время это казалось очень большим достижением.

В середине 1980-х Михаил Горбачев решил повысить интеллектуальный уровень армии, и меня туда забрали из университета. И я, мальчик из профессорской семьи, с большими зарплатами родителей и хорошей квартирой, столкнулся с тем, что мир намного более сложен. Армия поменяла мою психологию и заставила отвечать за самого себя, принимать любые решения в жизни с мыслью о том, что ты сам отвечаешь за свои поступки.

Деньги и семья

Какой была культура обращения с деньгами в семье ваших родителей? Как вас учили ими распоряжаться?

Никак. Обратная сторона того, что ты растешь в профессорской семье, следующая. У Эриха Кёстнера есть книга «Эмиль и сыщики», где главный герой очень точно подмечает, что если в семье говорят о деньгах, то значит их или нет, или не хватает. У нас всего было в достатке, и никто никогда не говорил о деньгах. До 17 лет, пока я не поступил в университет, у меня не было понимания, откуда берутся деньги. Мне их давали родители. А потом я стал студентом и начал получать стипендию — сначала простую, 40 рублей, а потом повышенную.

Когда вы заработали свои первые серьезные деньги, когда поняли, что вам хватает не просто на все, а есть с излишком?

Я помню это с точностью до дат. Первый раз — в феврале 1987 года. Я сдал вторую сессию после прихода из армии на «отлично» и получил повышенную стипендию — 123 рубля. После 40 рублей привычной стипендии это казалось совершенным праздником на несколько месяцев, я мог купить себе даже магнитофон!

Второй раз — летом того же года я поехал в стройотряд и получил на руки за 2,5 месяца строительства домов в поселке Ичня Черниговской области 1350 рублей. Это была огромная сумма! Почти полгода работы моей мамы. И тогда до меня впервые дошло, что можно зарабатывать деньги, не только будучи ученым в Академии наук, и далеко не всегда эти возможности являются чем-то зазорным.

Третий раз — когда из Deloitte я перешел на работу в австрийский инвестиционный банк Creditanstalt. Меня просто перекупили, умножив мою зарплату в 6 раз. И я впервые понял, что могу купить себе музыкальный центр, хороший телевизор и так далее, и это не наносит ущерб моему бюджету.

И что чувствуешь, когда у тебя доход вырастает в 6 раз?

Гордишься собой. Это чувство приятности продолжается несколько недель.

Как вы обучаете детей финансовой грамотности?

Моим старшим детям за 30, и их я особенно не обучал. А вот младшим — 18 и 12 лет. Они живут и учатся в Австралии, это другое общество, намного более финансово подкованное. К примеру, в школе сын учится считать проценты в применении к тому, сколько ты будешь платить, если купишь дом в кредит.

Система образования в Австралии дает превосходную финансовую грамотность. Там на уроках математики в школе учат считать проценты по кредитной карте, проценты по ипотеке, а на уроках бизнеса обучают основам предпринимательства и тому, как в идеале должны выглядеть отношения с партнерами, клиентами и налоговой.

Кто у вас дома ведет семейный бюджет?

Мы делаем это вместе с женой. Сейчас жизнь в этом плане намного проще. Мой банковский счет — у меня в телефоне. Пока дети несовершеннолетние, мы видим все их банковские транзакции также в телефоне.

Какими нужно обладать качествами, чтобы стать близким для вас человеком?

Всех моих близких людей, не родственников, я знаю более 20 лет. Для меня это и есть критерий. Если мы общаемся более 15 лет, вы мой близкий человек. И тут не важны ни возраст, ни социальный уровень, ни география. Один из моих ближайших друзей живет в Бостоне, и мы видимся в среднем раз в два года. Мои близкие люди — и миллионеры, и те, кто живут от зарплаты до зарплаты.

Проектный фокус

Как вы оцениваете инвестиционный климат в Украине?

Украина уже более 20 лет находится в состоянии страны несбывшихся надежд. Из-за этих надежд банки когда-то продавались по цене 5-6 капиталов: инвесторы верили, что рост экономики тут будет настолько бурным, что все, что они заплатят за банк, окупится за 3-4 года. И что опоздать в этот поезд нельзя.

Вы вошли в набсовет Проминвестбанка. Какие прогнозы вы могли бы дать по судьбе этого учреждения?

Пока что без комментариев (после того как состоялось интервью, стало известно, что пакет акций банка в размере 99,7726% выставлен на аукцион на бирже ПФТС со стартовой ценой пакета 532,1 млн грн. — FO).

Какие банки могут быть интересны инвесторам?

Не банки, а финансовые проекты. Сам сектор эволюционировал от определения просто банка в финансовые проекты, и весь финсектор находится в поиске, банки проходят эволюцию от понятия универсального до идеи специализации и возможности построения высокого уровня компетенции только в отдельно взятой сфере. Например, тот же monobank – это не банк, а проект, который может работать с любым из банков, и поэтому устойчив по отношению к регуляторной среде.

Какие банки могут покинуть финансовый сектор?

Ближайшие 2-3 года сектор трансформируется в несколько групп по пять банков. На протяжении 18 месяцев после снижения ставок рефинансирования НБУ хотя бы до 12%, у нас на рынке останутся четыре госбанка, пять крупных иностранных банков (УкрСиб, ОТП, Райффайзен Банк Аваль, Альфа и Креди Агриколь), пять крупных частных украинских банков и несколько нишевых учреждений. Запас платежеспособности, которые есть у госбанков и у банков уровня Райффайзена, будет играть сильную роль в продолжении работы банков на рынке. Одной из задач НБУ станет максимально плавное снижение ставок и рефинансирования, и заимствования, чтобы это не оказало разрушительного воздействия на сектор.

Об этом говорят уже много лет, но какой смысл в этом? И в Германии, и в США банков множество.

Там другие экономики. В Украине же простое снижение ставок рефинансирования выявит реальную ситуацию. Сразу станет очевидно, у кого эффективная бизнес-модель.

Когда на рынке все берут под 15-20% и выдают под 30-35%, ты можешь зарабатывать с маржой в 10%. Если же на рынке все берут под 7-8%, а выдают под 12%, а ты не можешь жить без маржи в 10% — это другая история. Банки — это большие организмы, даже небольшой банк — это несколько сотен человек. И если банк привык жить, имея маржу в 10%, то при ее понижении он просто уйдет с рынка. А больше чем на год распланировать это было очень сложно.

Текущая модель у банков во многом основана на размещении свободных денег в гособлигации. Если эта модель превратится в модель «мы должны искать качественного заемщика», представьте себе, что случится с рынком. Все качественные заемщики (которых очень мало) начнут диктовать свои условия банкам.

Фото обложки: Свободная школа экономики www.economiclecture.org.ua